Ещё раз о бедных злых людях

В последнее время мы видим, как преуспело добро в извечной битве с бедными злыми людьми.

Можно я буду использовать формулировку Стругацких? Ведь если посмотреть на оппонентов добра, иначе как бедными и злыми их просто не назовёшь.

Но эти бедные злые люди из своего мрачного, низкого, злого упорства не сдают последние рубежи.

Причём ведь зря не сдают — ничего страшного с ними от этого не произойдёт, поражение — это не больно, больно жить во лжи и злобе, да и по словам стороны добра ничего особенного с поражёнными не случится.

Их, конечно, ожидает концлагерь, но зато это будет концлагерь мечты.

Не хотят. Не понимают, что до мечты два шага.

Бедные злые люди отчаянно сопротивляются здравому смыслу и не склоняются к лютеранскому публичному покаянию в прегрешениях своих отцов и дедов.

Бедные злые люди не хотят отречься от своей бедной злой идеологии, которая уничтожала на корню деструктивный индивидуализм, что весьма похвален на стороне добра.

Бедные злые люди больно дают сдачи, когда ожидается, что в ответ на удар будет подставлена другая щека.

Как они вообще смеют? Ведь как известно, с кулаками должно быть добро!

Бедные злые люди больше не хотят считать усталость мерилом работы.

Не хотят выслушивать интереснейшие рассуждения добра о важности и необходимости приобретения тех вещей, которые им не нужны, на деньги, которых они не заработали.

Добро придумало много интересных мероприятий, но бедные злые люди не хотят в них участвовать.

Просто берут и не посещают. Или хуже того — посещают не те. Вроде бы даже за деньги, как говорит добро — ведь бедные злые люди не могут что-то делать просто по велению сердца.

Есть ли у них вообще сердце?

Бедные злые люди не хотят вспоминать, как было весело и прикольно в дни, когда добро впервые вышло на окончательную битву со злом.

Не хотят припоминать, как все вокруг радовались, когда бедные злые люди теряли свой очередной неэффективный завод или когда рушилось учебное заведение, где бедных злых людей учили не тому, чему нужно!

Да они вообще смеют радоваться в дни, в которые обязаны скорбеть!

Эти тормоза прогресса не дают повесить на каждый дом железяки с именами умерших жильцов, превратив тем самым города в филиалы колумбариев — а ведь добро искренне хочет, чтобы бедные злые люди помнили каждого ушедшего человека.

И, конечно, не забывали грустить по этому поводу.

Добро вело такую массированную атаку десятилетиями, что уже в первые годы бедные злые люди понесли миллионные потери — и в живой силе, и в материальной базе. Но каким-то образом смогли оправиться.

Вроде бы, у них был в подобном опыт, но добро утверждает, что и он — в основном не их заслуга.

Пока добро распахивало и обильно засевало идеологическое поле, бедные злые люди ковырялись на любезно оставленных им шести сотках, встраиваясь в навязываемую им реальность, где с шести соток следовало переползать на два квадрата, при этом, желательно, не приходя в сознание.

Каким образом бедные злые люди вообще появились в пространствах, созданных для добра, добру заготовленных? Кто впервые занёс туда эту заразу?

Бедные злые люди каким-то образом не вымерли в своём подполье среди банок с заготовками, и почему-то не желают есть то, что обильно выросло на полях, возделанных добром.

Как получилось, что они вообще открывают рот?

Уменьшают называемые добром цифры?

Утверждают, что у добра погрешность в два порядка?

Разве может быть вообще погрешность там, где добро и порядок?

Какого безмена бедные злые люди вообще смеют взвешивать доводы добра и находить их лёгкими?

Десять лет надо учиться и двадцать лет читать умных людей, прежде чем рот открыть — а они уже ведут дискуссии?

Почему они не отдают мышление на аутсорс, как бывало раньше?

Почему бедные злые люди не запирают сердца на замок и не отдают ключи, когда добро просит?

Почему, почему, почему?..

Кажется, окончательная и бесповоротная победа добра откладывается на неопределённый срок.

Но добро умеет ждать.