Виктор Ламм "Макс. Об одном забытом учёном"

А.Ш.: Буквально пару лет назад я тихо и мирно собирал материалы по лекарственным препаратам, проводя исследование в области безопасности их производства — и тут мой мир буквально взорвался. Производство прислало очень интересное вещество — натриевую соль нафтохинондиазид-сульфокислоты. Вещество оказалось очень активным — я видел много активных веществ, но это особенно запало в душу. Когда мы пообщались с производством, выяснилось, что у них там целая линейка этих веществ готовится к запуску для промышленного применения. Я написал заявление о смене темы диссертации и до сегодняшнего дня не жалею об этом ни капли.

Любая диссертация связана с массивным литературным обзором по тематике исследования. Моя не стала исключением, разумеется, одной из первых книг, попавших мне в руки, была книга Динабурга, 1964-й год издания… Старую литературу важно и нужно читать — прежде всего для того, чтобы освоить тот самый научный слог и манеру изложения. Но также и для того, чтобы услышать научный голос тех, с кем тебя разделила Лета.

Весь литобзор по теме на русском языке обрывается в Киеве, в 1988-м. Выходит не очень толстая монография под названием “Нафтохинондиазидные фоторезисты” (Скопенко, Калибабчук). Мне досталась эта книга от весёлого рейдера-алкоголика, который шерстит сносимые под элитную застройку заводы, НИИ, учебные заведения в основном в поисках металлолома, но и книгами приторговывает. Хорошо, что чаще всего — не зная их цены. Да, приходится и с такими личностями контакты поддерживать. В книге приведены интересные сведения, в основном, касающиеся синтеза. Про промышленные свойства, термическую устойчивость и тензометрические испытания — несколько слов. “Авторы надеются, что дальнейшие исследования прольют свет на данный вопрос”. Прошло 30 лет. Свет забрезжил.

Через какое-то время я нашёл текст, который будет опубликован ниже. Ближе к концу автор пишет “Конечно, все разработки сохранились, в любой момент все это может быть восстановлено и должным образом раскручено. Наверняка это может пригодиться в нанотехнологиях, но этим будут заниматься уже другие люди и на другом уровне”. Мне сразу же захотелось поговорить, я стал искать контакты, но пришёл всё на тот же пустынный берег. Виктор Ламм ушёл в апреле 2016-го.

Мне хорошо известно, что интернет течёт и меняется, мне хорошо извеестно, что даже сохранять данные на жёстком диске не очень надёжно, поэтому я решил продублировать текст, изначально размещённый на сайте proza.ru. Текст скопирован, как есть, я ничего не правил, не убавлял и не добавлял. Разве что, дефисы на тире поменял, где это приемлемо. Может быть, эта биография будет интересна ещё кому-то, кроме меня…


Макс Соломонович Динабург	Виктор Николаевич Ламм

Макс. Об одном забытом ученом

Виктор Ламм

— Соберемся, ребята, теснее
В час, когда на Земле тишина.
Вспомним тех, кто легендой овеян,
Вспомним лучших друзей имена.
(Из забытой песни)

Вместо введения
В 1991 году в издательстве «Высшая школа» вышел биографический справочник «Выдающиеся химики мира» под редакцией профессора В.И.Кузнецова. От Аристотеля до наших дней.

По какому принципу отбирали? Все академики и членкоры СССР, академики союзных республик, и те, чей вклад в науку неоспорим. Вот тут-то и зарыта собака.

Без известной доли субъективизма составителей здесь не обойтись; опять же, нельзя объять необъятное. Поэтому остались за кадром очень и очень многие доктора наук и профессора, не говоря уж о кандидатах. Но научные достижения уже давно перестали быть плодом труда одиночек – уже у Ломоносова были помощники, причем весьма квалифицированные. А что говорить про современную крупную разработку, в которой задействованы десятки, а порой и сотни людей? Получается, что вкалывали все, а слава достается одному. Говорят – выдвинул идею; ну, и что? На то, чтобы довести какую-нибудь идею до ума, нередко приходится прилагать неизмеримо больше усилий, чем даже на теоретическую проработку.

Это наше порой излишнее почтение ко всяким регалиям, в том числе и к ученым степеням и званиям… Лишь бы была «вывеска», а на что фактически человек способен – вопрос второй (если не десятый). Правда, последнее время что-то начало меняться – в частности, снова появились так называемые «холодные» профессора — не имеющие степени доктора наук, получившие профессорское звание по должности. Наверное, это справедливо. Я хочу рассказать об одном ученом в ранге доцента, кандидата химических наук. Он прожил всего 48 лет, но фактически создал целую отрасль промышленности, без которой немыслимы очень многие технологические приемы современной микроэлектроники.

Звали его Макс Соломонович Динабург, а работал он в области создания и применения фоторезистов. Сотрудники нередко звали его просто Макс, и мы будем пользоваться этим именем.

Не вдаваясь в технические подробности, следует вкратце сказать, что это такое. Это органические растворы достаточно сложного состава, применяемые в электронной технике для создания микросхем. Работа в области фоторезистов требует серьезной подготовки в таких областях химии, как классическая органическая химия, химия высокомолекулярных соединений (полимеров) и фотохимия, не считая многого иного, необходимого любому химику-технологу.

М.С. Динабург широко известен в узких кругах химиков-органиков, некоторые даже называют его отцом русского фоторезиста.

Автор не является специалистом в данной области; однако, в силу разных обстоятельств, ему приходилось если и не принимать непосредственного участия в этих работах, то топтаться поблизости. Поэтому можно сказать, что это направление для него не совсем постороннее. Мало осталось людей, которые работали с Динабургом; а надо, чтобы знали: не только одни академики и членкоры создавали то, что мы имеем сегодня.

1. Происхождение. Ранний этап

Макс Соломонович Динабург родился 2 февраля 1920 года в Риге. Позднее жил в Витебске, где и окончил среднюю школу. В 1922 году семья вынуждена была уехать из Риги, так как по условиям Брестского мира им надо было либо принимать латвийское гражданство, либо уезжать из страны. В итоге они поселились в Витебске, где у бабушки был собственный деревянный дом на окраине города. Там Макс учился в лучшей школе Витебска, до которой было час идти пешком. Дом этот сгорел во время Отечественной войны.

В 1937 году, после окончания школы, Макс уехал в Ленинград поступать в Технологический институт имени Ленсовета (ЛТИ). Конкурс туда был огромный, родные и не надеялись на поступление, однако вскоре в Витебск пришла телеграмма, что поступил со стипендией и общежитием.

Это был один из старейших технических вузов России (основан в 1828 году), крупный учебный и исследовательский центр, база многих научных школ.

2. Отечественная война

— Не любил, сударь, рассказывать
Он про жизнь свою военную…
(Н.Некрасов)

В июне 1941 года, будучи студентом четвертого курса, Макс ушел добровольцем на фронт. И это несмотря на то, что студенты имели бронь, тем более, студенты последних курсов. Лето 1941-го – самый тяжелый период Отечественной войны. И совершенно необстрелянные молодые люди попадают в самое пекло! Широко известен тот факт, что из поколения родившихся в 1923 году уцелело только три процента; наверное, и родившимся в 1920 было не намного легче, тем более, при отсутствии хоть какого-то военного опыта.

Зато, к слову сказать, кто уцелел и после войны пошел учиться или доучиваться – это было еще то студенчество! Их и профессора побаивались… Макс не очень-то любил распространяться о своем участии в военных действиях. Кое-что автору удалось почерпнуть из статьи И. Плетневой, опубликованной в многотиражке ЛТИ «Технолог» от 18 февраля 1966 года.

Группа вчерашних студентов была направлена в Москву, откуда после недельного (!) обучения в артиллерийском училище они были посланы в качестве политбойцов на Западный фронт; как мы теперь хорошо знаем, это направление летом и осенью 1941-го было главным. Враг рвался к Москве, и ведь дошел-таки до ближних пригородов столицы.

Их дивизия с большими потерями отступала из Белоруссии. Макс Динабург и другие технологи попали в район Вязьмы – Туманова, им достались тяжелые бои за Ельню. Многих тогда не досчитались. И когда в начале августа пришел приказ перевести всех технологов на должности начхимов, то в их батальоне их осталось только трое, включая Динабурга.

Вскоре после этого фашисты совершили налет на штаб батальона. Во время боя Макс получил тяжелое ранение и попал в медсанбат, потом в госпиталь в Вязьме; товарищи считали его погибшим.

Когда немцы прорвали Западный фронт, госпиталь оказался в тылу врага. Максу пришлось переквалифицироваться в санитары. С огромным трудом удалось эвакуироваться из Вязьмы, захватив колонну грузовых машин. Эта колонна очень медленно двинулась по Старо-Смоленской дороге в сторону Москвы. Так или иначе, с огромными потерями, добрались. Динабург доставил в своем вещмешке доверенный ему бесценный по тому времени груз – сульфидин.

Госпиталь разместили в Пушкино, где Макс в параллель с лечением продолжает работать санитаром, и это продолжалось до середины апреля 1942-го. После выздоровления его направляют на курсы младших лейтенантов в том же Пушкино. В начале сентября 1942 года младший лейтенант Динабург попадает под Сталинград в качестве командира минометного взвода. Там ему довелось участвовать во множестве тяжелых боев на подступах к Сталинграду. В декабре он снова был ранен.

В начале 1943 года началось успешное наступление наших войск на Сталинград. Там Динабург получил тяжелое ранение, грозившее ампутацией руки. Отправили в госпиталь в Пензу, состояние не улучшалось, о возвращении на фронт не могло быть и речи. Следовательно – демобилизация по ранению.

За участие в Сталинградском сражении Макс бал награжден орденом Красной Звезды и медалью «За оборону Сталинграда».

После демобилизации Динабург направляется в Казань, куда был эвакуирован Ленинградский технологический. В июне 1944-го он заканчивает вуз, получает диплом Казанского химико-технологического института имени С.М.Кирова по специальности технология органических красителей. По возвращении в Ленинград поступает в аспирантуру родного ЛТИ.

3. Аспирантура

Здесь необходимо сделать некоторое отступление, сказать несколько слов об обстановке лета-осени 1944-го.

В конце января была полностью снята Ленинградская блокада, уже в марте снова стала ходить в Москву «Красная стрела». Всем было ясно, что конец войны не за горами, что впереди мирная жизнь, к которой уже пора начинать готовиться. Макс Динабург, фронтовик с дипломом и с партбилетом, орденоносец – да такого инженера охотно возьмут на любой завод, и на приличную должность! А какие химические заводы в Ленинграде – Охта, Невский, Слоистые пластики… И ведь заводских инженеров никогда не обижали в материальном плане – конечно, в пределах возможного. И при таком раскладе он поступает в аспирантуру на более чем скромные условия. Все-таки удивительное это было поколение родившихся в 20-е годы!

Автору не удалось узнать что-либо об аспирантском периоде жизни Макса Соломоновича. Однокашники – где их искать, да и живы ли? Ведь им должно быть под девяносто… Придется домысливать; автор сам был аспирантом в куда более благополучное время, работал в смежной области (органическая химия, точнее – химия и технология пластмасс), и более или менее представляет, как это могло быть в конце войны и в нелегкое послевоенное десятилетие.

Аспиранту на подготовку и защиту кандидатской диссертации на всё про всё дается три года. Время работы никогда не ограничивается восьмичасовым рабочим днем, да и положенные ежегодно двухмесячные каникулы аспиранта практически никогда не используются полностью. А что до условий труда в вузовской лаборатории, то они даже в более благополучное время, через двадцать лет после войны, были весьма далеки от совершенства.

В любой лаборатории, занимающейся органическим синтезом, приходится работать с растворителями, с кислотами и едкими щелочами, не говоря уже о специфических веществах. И если на химическом заводе существует какая-то механизация, какая-то защита от вредных воздействий, то в научной лаборатории всё делается вручную, нередко голыми руками. Типичный вид химика тех лет – рваный халат с многочисленными пятнами и дырами от кислот.

А поскольку аспиранты – народ молодой, то они не очень-то и заботятся о собственной безопасности; голыми руками хватают фенол или едкую щелочь, протирают руки ацетоном, а то и метиловым спиртом, наливают серную или азотную кислоту из литровой склянки в маленькую мензурку, не надев резиновых перчаток – это в порядке вещей. А ведь такие растворители, как бензол и его производные являются канцерогенами, причем проникают в организм через кожу, метиловый спирт – вообще считается сильнейшим ядом, позже с ним стали обращаться почти как с цианистым калием (хранить в сейфе, выдавать под расписку и т.д.). Тематика, которой занимался Динабург – органические красители; там всенепременно применяются аминные соединения, а это опять же канцерогены. Я уж не говорю про химические и термические ожоги – мелочи. И на всё это молодой аспирант или исследователь смотрит сквозь пальцы, а сказывается это потом, через много лет. Прибавим к этому более чем скромное оснащение вузовской лаборатории послевоенных лет. По справедливости, таким работникам следовало бы давать пенсию по списку №1, на десять лет раньше, как работникам горячих цехов и химических производств; ан нет, пенсия будет на общих основаниях.

В общем, условия труда (и быта) аховые. Недаром через много лет Динабург спрашивал жену автора, работавшую у него в лаборатории:

— Юлия Васильевна, как поживает ваш муж? Хотя я забыл, он же не муж, а аспирант…

И вот в таких условиях Макс проработал много лет. Его научным руководителем был широко известный химик-органик, академик АН СССР с 1935 года, профессор Александр Евгеньевич Порай-Кошиц (1877-1949), возглавлявший в те годы кафедру органических красителей Ленинградского Технологического института (ЛТИ).

По специальностям, связанным с органическим синтезом, диссертации делаются долго, в положенные три года не укладывается никто. Один из однокашников автора, работавший в Институте органической химии Сибирского филиала Академии наук, выбивался в кандидаты наук восемнадцать (!) лет. И это при том, что в академических институтах и в вузах специалист без степени – ноль без палочки. И зарплата соответственная.

4. Технологический институт

В 1949 году Динабург успешно защищает диссертацию на соискание ученой степени кандидата химических наук. Тема диссертации – «Исследование продуктов конденсации фенилметилпиразолона с кетонами», датирована 1948 годом.

Автор не ставит перед собой задачу разбирать и оценивать работу, не его это профиль, да и читатель-неспециалист вряд ли что поймет. Отметим только, что она изобилует химическими формулами органических веществ, и там сплошные азотсодержащие гетероциклы. Не вдаваясь в подробности скажем, что это сильно канцерогенные вещества. Видимо, именно тогда Макс и подорвал свое здоровье, что и сказалось через двадцать лет.

К этому же году относится первая печатная работа, опубликованная в сборнике памяти А.Е.Порай-Кошица. До того печатных трудов у него не было; в более позднее время от соискателя ученой степени требовалось к моменту защиты иметь печатные труды, в том числе, чтобы хотя бы два-три «труда» уже вышли в свет. Остальные могут находиться в печати.

Автор держал в руках этот сборник. Это не обычный сборник типа тех, что издаются силами вузов. Это книга в твердом переплете объемом 350 страниц, изданная в Ленинграде Госхимиздатом в 1949 году. Порай-Кошиц умер в апреле 1949-го, а книга подписана к печати в декабре того же года; очень оперативно сработали.

Опубликованная в этом сборнике работа А.Е.Порай-Кошица и М.С.Динабурга «Исследование в области таутомерных соединений» имеет объем около двадцати страниц, и скорее напоминает автореферат диссертации, чем научную статью. Во времена научной деятельности автора из такого материала слепили бы штук пять статей! И опять же в глазах рябит от гетероциклов…

Вся дальнейшая деятельность Макса Соломоновича вплоть до 1966 года, была связана с Технологическим институтом и находящейся в Москве головной организацией отрасли – Научно-исследовательским институтом органических полупродуктов и красителей – НИОПиК.

Про этот НИОПиК — научно-исследовательский институт промежуточных продуктов и красителей — следует сказать несколько слов. Помещался он почти в центре Москвы, на Большой Садовой, а его опытный завод — в Долгопрудном. Постепенно туда перевели почти весь институт. Осталось руководство, контора и несколько лабораторий.

В разное время Динабург формально числился то сотрудником кафедры в Ленинграде, то сотрудником НИОПиКа в Москве, то одно время существовал ленинградский филиал того же НИОПиКа на базе кафедры в Технологическом институте, а по факту работал он всё в том же Технологическом. Жил он в общежитии вместе с семьей, когда таковая образовалась, фактически – на птичьих правах. А общежитие это находилось во дворе института, угол Загородного и Московского проспектов. И только в начале шестидесятых они приобрели дом-развалюху в пригороде, в поселке Тярлево близ Павловска, который пришлось самостоятельно доводить до ума.

В 1954 году Динабург был утвержден в звании старшего научного сотрудника. Вот тоже – пример этой непонятной научной иерархии. Ученая степень – это, понятно, показатель квалификации специалиста; есть должность, которую данный специалист занимает – это тоже понятно. Зачем еще какое-то звание, которое присваивается ВАКом? С другой стороны, ни одна армия мира не обходится без воинских званий; был в этом плане опыт Красной армии, да и то от него пришлось отказаться. Но то армия, а здесь наука… Но так или иначе, ученые звания (старший научный сотрудник, доцент, профессор) существуют наряду с должностями, и с этим необходимо считаться.

Не столь важно, под эгидой какой фирмы работал Макс Соломонович – НИОПиК или ЛТИ; тематика работы была всё та же – синтез и применение промежуточных продуктов и красителей. А это – азотсодержащая органика и такие токсичные вещества, как кетен и дикетен… О первой работе 1949 года в сборнике памяти А.Е.Порай-Кошица уже говорилось. Далее почему-то в течение нескольких лет печатных работ нет, а потом, в 1954-58 годах – ряд статей в Журнале общей химии, Журнале прикладной химии, Журнале Всесоюзного химического общества имени Д.И.Менделеева, в сборниках трудов Технологического института и некоторых других изданиях. Наверняка были и тезисы докладов, и научно-технические отчеты, о которых М.С. в списке своих трудов умолчал. Наверное, из скромности, избытком которой никак не страдали исследователи более поздних поколений – всяко лыко в строку ставили, включали в список работ даже тезисы докладов (т.е. то, о чем еще только собираешься рассказать на конференции, совещании), и сам автор в этом отношении не исключение.

К слову сказать – один из друзей автора раскопал в библиотеке брошюру М.С.Динабурга о применении полимеров в народном хозяйстве, изданную в 1959 году. Наверное, это был заказ в связи с полимерным бумом конца пятидесятых. Брошюра издана областным отделением Общества по распространению политических и научных знаний (позже – Общество «Знание») в Челябинске, где Динабург сроду не бывал. В списке трудов ее нет – видно, он не придавал ей серьезного значения.

В 1964 году в издательстве «Химия» вышла монография: М.С. Динабург, Светочувствительные диазосоединения и их применение. Она быстро стала настольной книгой всех исследователей, занимающихся получением и применением фоторезистов. Эта книга вполне могла стать основой докторской диссертации; почему Макс не стал доктором? Наверное, опять же из-за скромности; ведь можно было и саму книгу защищать в качестве докторской диссертации, более поздние исследователи не преминули бы. Всё та же излишняя скромность, высокие требования к себе, что, видимо, было характерной чертой того поколения.

В списке научных трудов, любезно предоставленном автору вдовой Макса Соломоновича, фигурируют восемь авторских свидетельств, выданных с 1963 по 1968 год. Последние два или три выданы посмертно. Часть авторских свидетельств уже выходит за рамки Технологического института.

Макс был хорошим экспериментатором, что не очень характерно для большинства руководителей, и на всех должностях частенько работал собственноручно. Несмотря на то, что у него на фронте была серьезно повреждена правая рука, он прилично владел стеклодувным делом! Химик-органик во многом зависит от стеклодува; уметь что-либо починить, припаять – это очень ценное качество. Для сравнения – у автора руки в порядке, но на что-нибудь более серьезное, чем вытянуть капилляр или согнуть трубку, он не решался.

Кафедра, где работал Динабург, вела серьезные исследования совместно с другими фирмами Москвы, Ленинграда, Ставрополя и других городов. При непосредственном участии Макса в СССР и в Чехословакии было налажено производство дикетена – важнейшего продукта для получения красителей и лекарственных соединений. Кроме чисто химических организаций, широко сотрудничали с полиграфистами, текстильной промышленностью, исследователями в области фото- и киноматериалов.

А основным направлением научной деятельности Динабурга явились светочувствительные диазосоединения, которым была посвящена уже упоминавшаяся монография. Она явилась логической систематизацией материалов по бессеребряной фотографии, была переведена на английский и другие языки и получила всемирное признание. Работы в указанном направлении были продолжены Т.А.Юрре, А.В.Ельцовым, Л.С.Эфросом, В.Н.Верткиной, В.В.Шабуровым, Т.В.Артамоновой, Л.В.Сыроежко, Л.А.Звенигородской и другими. В итоге были разработаны методы синтеза новых светочувствительных диазосоединений бензольного и нафталинового ряда.

Исследования в области прикладной фотохимии, начатые М.С. Динабургом с сотрудниками, положили начало развитию нового научного направления на кафедре, итогом которого явилась разработка большого ассортимента бессеребряных светочувствительных соединений, нашедших широкое применение в диазотипии, микроэлектронике и полиграфии.

Коллектив у них был дружный, не было ни интриг, ни подсиживаний. Как и везде, устраивались разного рода «межсобойчики», выпускались фотомонтажи, не выходящие за пределы кафедры, организовывались «капустники». Только тогда можно добиться какого-то успеха, когда коллектив – единая команда, и все бьют в одну точку; а если раздрай, взаимные претензии – добра не жди.

В плане идеологии послевоенное время, вплоть до 1953 года, было нелегким, но у них вроде бы всё обходилось благополучно; во всяком случае, автору о каких-либо эксцессах почти ничего не известно. Технари в политику обычно не углублялись, справедливо полагая, что дважды два равно четырем при любом режиме. Но иногда что-то проскакивало.

Когда в апреле 1949 года хоронили А.Е.Порай-Кошица, его отпевали в церкви. Макс Соломонович заглянул туда; зашел и вышел, подумаешь, какое нарушение партийного устава. На такое в большинстве случаев никто не обратил бы внимания. А вот в Технологическом раздули из этого целое дело, и Максу пришлось держать ответ на партсобрании. А он там еще и выдал – мол, поступил опрометчиво, теперь придется заново храм освящать. Кажется, всё-таки записали ему выговор…

В общей сложности Макс проработал на кафедре Технологического института вплоть до 1966 года, когда его пригласили работать в подмосковный Зеленоград, где создавалось новое научное направление, и существовал лимит на привлечение иногородних специалистов.

5. Неосуществленные планы

То, о чем будет рассказано ниже, известно автору из собственного опыта. Хотя непосредственно автору не довелось работать с Динабургом, но общаться приходилось, в том числе и в плане консультаций в бытность автора аспирантом.

Началось с того, что предприятие, которое в ту пору именовалось машиностроительным заводом, получило очень серьезный приказ Министерства и образец — бутыль из темного стекла с раствором фоторезиста. Никто не знал, что с ней делать.

Видимо, тогда же в верхах было решено создать это направление на «машиностроительном заводе», где автор работал в лаборатории, связанной с органическими материалами; это было ближе всего к фоторезистам. Предполагалось даже поручить автору синтезировать фоторезист; но вот вопрос – что с ним делать дальше?

А жена автора, Юлия Васильевна Глухова, в это время работала на соседнем предприятии как раз по сходной тематике, благодаря чему мы сообразили, что во всяком случае, не следует работать с ним на свету. Пошли в фотолабораторию. В итоге дело закрутилось (в основном, с помощью сторонних организаций), начались какие-то испытания, а руководство приняло решение об организации новой лаборатории. На должность руководителя лаборатории и был приглашен М.С. Динабург в порядке перевода в счет лимита на иногородних специалистов.

В июне 1966-го М.С.Динабург был принят на работу на должность начальника лаборатории. Набрал сотрудников – в основном, из НИОПиКа. Юлия Глухова также перевелась в его лабораторию.

Привлеченным иногородним специалистам жилье давали вне очереди, поэтому Макс с семьей очень быстро получил трехкомнатную квартиру в двенадцатиэтажной башне – по тем временам, это был очень хороший дом. Имущество из Ленинграда привез на грузовике.

Еще тогда мы порой размышляли – а чего Максу не сиделось в Ленинграде? Ведь Технологический институт – это же фирма! И Павловск от Питера совсем не далеко, и Витебский вокзал чуть ли не рядом с Техноложкой, и свой дом, в который вложено столько труда, да и вообще в вузе работать куда спокойнее, чем на режимном предприятии – зачем было менять шило на мыло? К тому же за Зеленоградом в 1965-м еще не было репутации «советской кремниевой долины». Видно, были у Макса далеко идущие соображения…

Так или иначе, а летом 1966-го Динабург начал работать начальником лаборатории в Зеленограде. Номинально лаборатория фоторезистов была создана несколькими месяцами раньше. Некто В.С.Корсаков, временно исполнявший обязанности начальника, успел набрать персонал и заложить кое-какие основы для дальнейшей работы.

Автору не довелось непосредственно работать с Максом, так как он намеревался поступать в очную аспирантуру вуза, который в свое время окончил, что и осуществил в ноябре того же года. Несколько раз обращался к нему за консультацией по своей аспирантской работе, и получал от него вполне конкретную помощь.

Так, в процессе выполнения диссертационной работы автором был получен органический краситель. Динабург довольно подробно растолковал автору особенности получения красителя, поскольку это не было напрямую связано с темой диссертации. В результате была написана статья, которая «не тянула» на серьезный журнал, поэтому была опубликована в сборнике трудов института. Была задумка включить Динабурга в соавторы статьи (тогда это было достаточно просто), но автора предупредили, чтобы он этого не делал. А по применению этого красителя была опубликована еще одна статья – на этот раз в серьезном академическом журнале. К тому времени Динабурга уже не было в живых…

В быту Макс Соломонович был простым и компанейским человеком, мог поддержать беседу в любой компании. И по складу характера был юмористом.

Так, однажды оказалась вакантной должность директора НИОПиКа, и одним из кандидатов на этот пост оказался профессор одного известного московского вуза. А этот профессор был в составе жюри известной интеллектуальной игры КВН на телевидении. Так вот, по поводу той кандидатуры Макс и выдал:

— Товарища NN – директором? Да он из НИОПиКа Клуб Веселых и Находчивых сделает…

Автору этот профессор знаком; действительно, точнее не скажешь.

Жена автора бывала у них дома, а муж, известное дело, за компанию, при жене. Дом Динабургов был то, что называется, «открытым», гостей всегда встречали приветливо, с непременным чаепитием.

Еще с довоенных времен Макс был радиолюбителем. Это было весьма распространенное «хобби» начиная с довоенного времени вплоть до пятидесятых годов, а возможно, и позже. Сейчас никому и в голову не придет собирать какой-нибудь радиоприемник или усилитель; зачем, если рынок буквально забит разнообразной техникой, которую никогда не сделать домашними средствами, «на коленке»? А тогда делали; однажды на «радиобарахолке» в Ленинграде Макс встретил друга детства Бабенко Николая Михайловича, след которого было потерялся. Автор видел в доме Макса собранный им собственноручно телевизор (конечно, черно-белый) с очень большим по тем временам экраном. И кроме этого, он немало делал «для дома, для семьи» своими руками.

Автору однажды понадобился для работы постоянный ток, причем не важно, каких параметров. Макс собственноручно изготовил выпрямитель, который мог обеспечить постоянный ток как 6, так и 12 вольт; автор с ним благополучно работал, выпрямитель этот жив до сих пор. Но вот еще что любопытно – он оказался вполне пригоден для зарядки аккумуляторов мотоцикла (6 вольт) и автомобиля (12 вольт); выходит, что Макс предвидел, что такой ток мог когда-нибудь понадобиться автору. И ведь действительно, понадобился.

Крайне мало проработал Динабург в Зеленограде – менее двух лет. А поскольку на выполнение научно-исследовательской или опытно-конструкторской темы отводится пятнадцать месяцев, да еще три месяца на сдачу Государственной комиссии, всего полтора года, то только одну тему он и успел сделать. Надо сказать, тема была выполнена весьма качественно, по ней было подано несколько авторских заявок, на которые позже были выданы авторские свидетельства.

На новой работе Динабург полностью сохранил старые связи с тем же Технологическим институтом в Ленинграде, с организациями Москвы и других городов. Надо сказать, что в научно-технических кругах личные связи, личные знакомства порой ценятся даже выше, чем квалификация специалиста, и определяют очень многое.

Любой исследователь должен заглядывать вперед, прикидывать, а что же он будет делать по окончании сегодняшней темы. Конечно, в прикладном НИИ степеней свободы несколько меньше, чем в университете или академическом институте; всегда может последовать распоряжение вышестоящих инстанций о каком-то новом направлении. Но и сам исследователь всегда должен иметь за душой что-то, что можно предложить начальству. И у Макса были такие наметки, были творческие планы, которым не суждено было осуществиться.

В январе 1968 года на предприятии произошел взрыв газа. В стеклодувном цехе в качестве газа применялся пропан-бутан, который легко переходит в жидкое состояние. Стояли сильные морозы. Где-то прорвало прокладку, в результате чего сжиженный газ лился из системы в помещение. В это время Динабург по делу зашел в стеклодувную, где помимо прочего, было много народа. Мигом оценив обстановку, что вот-вот рванет, Макс стал выгонять людей из помещения. Всех выгнать не успел, рвануло-таки, потом начался пожар. В итоге погибло три человека – получили смертельные ожоги. Макс успел выскочить, но сам получил травмы и попал в больницу при Институте переливания крови; выйти из этой больницы Максу уже не довелось.

Незадолго до того, как попасть в больницу, Макс отправил Юлию Глухову (напоминаю, это – жена автора) в командировку в Технологический институт сроком где-то на неделю с несложным заданием, а подспудно – попрощаться за него с Ленинградом.

Автор каждый день срывался из лаборатории в 16 часов, чтобы забрать из детского сада пятилетнего сына. А один из сотрудников кричал ему вслед, чтобы не кормил ребенка одной закуской. Такой вот был там местный юмор.

Известное дело, больница – развлечение не из приятных. Приведем, наверное, последнее письмо Макса из больницы одному из фронтовых друзей. Приводим его слово в слово.

— Дорогой Георгий! Уже больше двух месяцев собираюсь написать тебе, что держусь помаленьку и телеграмму твою стараюсь по возможности исполнять. К сожалению, реальность была далека от оптимизма, а сейчас вообще уже не осталось времени откладывать. То, что скромно называется «обострение», оказалось равносильным прямому попаданию противотанкового снаряда в пузо. Разрушено все, что могло быть разрушено, остался от козлика обтянутый желтой коей скелет. Даже не стоит перечислять все, что произошло за эти месяцы, я прошел все круги ада. Вся трагедия состоит в том, что гуманные принципы нашей медицины не позволяют человеку умереть спокойно, его надо тянуть даже тогда, когда в этом нет ни физического смысла, ни физиологической цели, ни простой человечности. И вот на меня градом сыплются уколы ив хвост и в гриву, в меня засаживают в день до 40 (сорока) таблеток. В результате я отравился этими таблетками, полностью потерял способность есть, и за два месяца невинные на вид шарики сняли с меня более 12 кг мяса, с такой аккуратностью, как это не смогли бы сделать даже на мясокомбинате.

Уже более 10 дней болею воспалением легких. Это наиболее частое осложнение и наиболее излюбленный способ (неразборчиво) перебираться в лучший мир. О вкусах не спорят, караси, например, любят, чтобы их жарили в сметане. Высокая температура и уколы стали напоминать артподготовку. И вот теперь, когда жизнь позади и, даже если меня вытянут и из воспаления легких, из осложнения на печень (по цвету я напоминаю слегка сгнивший лимон), из осложнения на сердце, я все равно не проживу больше нескольких месяцев, я думаю о том, как мы (и ты, и я, и сотни таких же чудаков) легкомысленно не ценили самые простые человеческие радости. Просто пройти по улице было бы для меня самым большим удовольствием, а мне не разрешают даже садиться…

На этом письмо обрывается, даже точки в конце нет. Как говорится, комментарии излишни.

Макс Соломонович скончался 23 апреля 1968 года. В вестибюле предприятия состоялась гражданская панихида, для чего пришлось пост охраны перенести вглубь здания, чтобы в вестибюль могли войти все желающие. Похоронили его на Востряковском кладбище; автор был и на похоронах, и на поминках.

6. Последующие события. Заключение

Вот он, критический возраст для научных работников — 48 лет; автору известны и другие примеры. Думали мы тогда — а стоило ли ему перебираться к нам? В самом деле: престижная работа в Ленинграде, свой дом около Павловска и ездить в Питер на работу не так чтобы очень далеко – от Технологического до Витебского вокзала всего один перегон на метро, да и Павловск недалеко. Говорили тогда, хотел приложить свой труд к новому делу, увидеть результаты и т.д. — словом, подвижничество. А как многих отблагодарило государство за это самое подвижничество — мы теперь хорошо знаем…

Не стало предприятие, где закончил свою трудовую деятельность Динабург, головной организацией в области фоторезистов. После его смерти там в разное время были разные начальники, жена Макса Соломоновича Валерия Анатольевна вскоре ушла работать в НИОПиК и направление это в конечном счете захирело.

Работы по фоторезистам еще некоторое время продолжались в Москве и Московской области, в Ленинграде, в Ставрополе. Но не было человека, лидера, который мог бы как-то объединить разрозненные усилия.

Далее последовали события, в которых автор в какой-то степени принимал участие.

Осенью 1969 года он окончил очную аспирантуру Менделеевского института, защитив диссертацию на соискание ученой степени кандидата химических наук.

Хотя в то время официально существовал институт распределения окончивших очную аспирантуру молодых специалистов, фактически они сами искали себе работу, а комиссия по распределению их туда направляла.

Один из друзей автора, Александр Яковлевич Вайнер, поступил в аспирантуру непосредственно после окончания вуза, как студент-отличник. Поскольку у него не было необходимых связей в научном и производственном мире, автору пришлось посодействовать ему в плане трудоустройства, в результате чего Вайнер был трудоустроен в НИОПиК, где и проработал почти тридцать лет именно в области фоторезистов.

Результатом его работы явились фундаментальные исследования в области резистов для фотолитографии в широком диапазоне частот излучения. Был разработан широкий круг негативных и позитивных резистов для нужд микроэлектроники, радиотехники и полиграфии. Было создано практически новое научное направление, объединяющее классическую органическую химию, химию высокомолекулярных соединений и фотохимию. Всё это было объединено Вайнером в диссертацию на соискание ученой степени доктора химических наук в форме научного доклада, которую он успешно защитил в июне 1998 года. Автор присутствовал на защите, выступил с одобрением работы, причем похоже, что ученый совет выслушал выступление автора с интересом. Работа была одобрена единогласно, ему присудили ученую степень доктора химических наук.

Ну, а в «лихие девяностые», когда во всех НИИ стало не до науки, когда все стали заниматься чем-то таким, что можно быстро продать и за счет этого прокормиться, та же участь постигла фоторезисты. Конечно, все разработки сохранились, в любой момент все это может быть восстановлено и должным образом раскручено. Наверняка это может пригодиться в нанотехнологиях, но этим будут заниматься уже другие люди и на другом уровне. И желательно, чтобы сохранилась какая-то память об ученых, стоявших у истоков направления.

В заключение автор считает своим долгом выразить благодарность вдове Макса Соломоновича В.А.Динабург и его бывшим сотрудникам Ю.В.Глуховой и В.А.Сыщиковой за сообщенные факты и замечания при просмотре рукописи.

June 18, 2020 · химия, люди, биографии (ɔ) 2005-2024 Александр Шушпанов